Март 1852 г.

Яков Авраамиевич Рогов

Для работы в обширном нераздельном имении в Пермской губернии Строгановы растили собственные кадры управляющих.

31 октября 1819 года графиня Софья Владимировна Строганова предписала главному поверенному Якову Григорьевичу Волегову учредить с 1-го января 1820 г. приходские школы в Новоусольских со­ляных промыслах, в Очерском и Билимбаевском заводах. Также С. В. Строганова учредила в Санкт-Петербурге для обучения способных детей из крепостных ее Пермского имения школу сельского хозяйства и горнозаводских наук. Школа действовала с марта 1824 по конец мая 1847 года.

Рогов Яков Авраамиевич родился в 1827 году. Окончил приход­скую школу. 31-го декабря 1840 г. графиня Строганова в очередной раз предписала собрать в село Ильинское лучших учеников из всех школ в ее Пермском имении, подвергнуть их конкурсному экзамену в присутствии окружных управляющих. Из них выбрать лучших 20 учеников и отправить их в Санкт-Петербургскую школу с весенним соляным караваном. В великом посту 1841 г., перед Святой Пас­хой, собранных учеников экзаменовали Ильинский управляющий В. А. Волегов и инспектор заводов П. С. Шарин. Были выбраны для отправки в Санкт-Петербург из Билимбаевского завода — 4, из Добрянского — 2, из Усольских соляных приисков — 3, из Кудымкара, с Иньвы — 3, из Очерского завода — 2, из села Ильинского — 6. Все они были в возрасте от 14 до 17 лет. В число их попали братья Нико­лай и Яков Роговы.

Из воспоминаний старшего брата Николая Рогова об учебе в столице: «Воспитанники трех низших классов изучали преподавае­мые предметы все вместе; воспитанников же, перешедших в четвер­тый класс, подразделяли по специальностям: так одних назначали по сельскому хозяйству, других по горному, третьих — по лесному. Меня назначили по лесному хозяйству, а брата моего — по горному».

Вследствие сокращения Санкт-Петербургской школы все уча­щиеся, познававшие земледельческие и горные науки, вскоре после экзаменов весной 1845 года были уволены и отправлены на родину — Якова в 1845 г. направили в Билимбай, а брата Николая в мае 1846 г. в Иньву.

С 1847 по 1864 год управляющим Билимбаевского завода был местный уроженец Петр Сосипатрович Шарин. В 1828 г. он окончил курс горных наук в Санкт-Петербургской горнозаводской школе и с мая того же года являлся репетитором в школе шесть лет до июля 1834 года. Дав ему отпускную от крепостной зависимости, графиня Софья Владимировна отправила Петра за границу в Фрейбургскую горную академию, которую он закончил в 1839 году. После того Ша­рин направляется в Пермское имение и назначается инспектором гор­ных заводов и соляных промыслов по технической части. На Урале П. С. Шарин пользовался широкой известностью и особенным почё­том у правительствовавших властей: главный начальник Уральского хребта генерал Владимир Андреевич Глинка, а затем преемник его Фелькнер и другие власти нередко посещали его в Билимбае.

В 1846 и 1850 годах для обозрения всего Пермского имения на Урале бывал С. Г. Строганов. При посещении Билимбая Яков Рогов прочитал графу Сергею Григорьевичу свои впечатления во время сплава на барке по Чусовой в 1849 году. О написании этих заметок автору перед сплавом, возможно, подсказал Петр Сосипатрович Шарин. Рассказ о весеннем караване по Чусовой понравился Стро­ганову. Граф взял заметки Рогова в Санкт-Петербург и пристроил их в «Журнал Министерства внутренних дел», который опубликовал их в марте 1852 года.

С 15 ноября 1857 г. до 1 сентября 1869 г. младший Рогов был вторым приказчиком Кувинского завода.

С 12 сентября 1871 г. Яков Авраамиевич состоял членом Ураль­ского общества любителей естествознания (УОЛЕ).

С 1 августа 1876 г. Я. А. Рогов — управляющий Билимбаевского завода. 29 ноября 1882 г. он на 56 году жизни внезапно умирает. По­хоронен в Билимбае.

Перу Якова Рогова принадлежит пять краеведческих статей: «Заметки во время плавания по р. Чусовой» (1852), «Очерки Сред­него Урала и заводской в нем деятельности» (1854), «Геологическое описание дачи Билимбаевского завода» (1873—1874), «Геологический очерк западной части Соликамского и Чердынского уездов» (1874), «Вскрытие реки Чусовой в Билимбаевском заводе» (1880).

Предлагаем вниманию читателей «Заметки» Якова Рогова.

В. А. Трусов

Яков Рогов
Заметки во время плавания по реке Чусовой

В наше время подробное описание отечественной страны пред­ставляет интерес для каждого образованного человека. С этой целью написана настоящая статья во время осмотра реки Чусовой, от при­стани Билимбаевского завода до ее устья — на протяжении 470 верст, то есть почти на всем ее судоходном пути.

Хотя река Чусовая по величине не выдерживает и слабого срав­нения с Волгой, Леной, Обью и другими большими реками России, но все же это одна из полезнейших рек нашего обширного Отечест­ва. Довольно сказать, что ею сплавляются все произведения богато­го горным промыслом Екатеринбургского Урала, которые потом по Каме, Волге и другим рекам препровождаются в Санкт-Петербург, Астрахань, прочие внутренние города европейской России, и даже за границу. Поэтому представляемые здесь о ней заметки, состав­ленные во время моего по ней плавания, будут, надеюсь, не совсем безынтересны для читателей.

Заметки эти я разделил на два отдела. Первый будет заключать описание реки в том виде, как представлялась она мне последователь­но на моем пути. Во втором постараюсь, на сколько могу, представить о ней некоторые соображения в гидрографическом и геогностическом отношениях.

I

По утру, 17 апреля 1849 года, едва солнце показалось на безоб­лачном небе, как я, одевшись по-дорожному, сообразно времени года, отправился на Билимбаевскую пристань, отстоящую от Билимбаевс­кого завода в 4 верстах. Там до двух тысяч народа толпились на бере­гу в ожидании отправки каравана: одни — как судорабочие, другие — в качестве провожатых. Можно себе представить, какая была тол­котня в этой нестройной, суетливой массе народа! Наконец отправка началась; толпа на пристани редела мало-помалу, и около полудня, с отплытием последнего судна, не видно стало никого

Лишь только направили судно по течению реки, как тотчас все находившиеся на нем рабочие и нерабочие, провожавшие караван, уселись каждый кто на что успел. Через минуту все встали, помоли­лись на восток и проговорили друг другу: «Здорово, братцы, спали-ночевали! Бог нам помощник, Бог нам на помощь!» Слов этих нельзя было расслышать в шуме общего говора, но я их узнал после. При этом обряде никто не должен ни сидеть, ни стоять на «коню», то есть на брусу, который проходит по всей длине судна. «Конь» этот — ува­жаемое место; а почему — тоже никто не знает: так исстари ведется!

Скажу несколько слов о судне, на котором я находился. Судно это называлось коломенкой: формой походило на все наши плоско­донные суда; длиною было в 52, шириной посредине — в 11 аршин; имело палубу; сидело в воде на 5 четвертей и еще на столько же воз­вышалось над водой; управлялось 50 рабочими посредством четырех больших «поносных» (гребков), находящихся по паре на носу и на корме. Якоря на быстрой и каменистой Чусовой не употребительны; только изредка пускают лоты для уменьшения скорости хода около опасных мест. По середине судна, у коня, укреплены через всю вы­соту два толстые березовые ухвата: один — близ носа, другой — у кормы; на эти ухваты навивается снасть во время остановок. При кормовом ухвате находится скамейка, с которой лоцман и его помощ­ник беспрерывно смотрят в даль и, сообразно местности, управляют судном, приказывая рабочим действовать поносными в ту или другую сторону. Между ухватами, через отверстие в палубе, опускается лес­тница внутрь судна, где по всему дну был ровно расположен сплавля­емый чугун, до 9000 пудов весом: на этом чугуне лежали и котомки с хлебом и одеждой судорабочих. Возле самой лестницы устроена была для караванного и его помощника каюта с окошком, имевшая по всем трем измерениям около семи футов.

В настоящее время в караване нашем всех судов состояло до со­рока, и их растянули на большом пространстве реки, соблюдая, по возможности, правило, чтобы суда плыли одно от другого не ближе как на 100 сажень. В верхней части Чусовой при быстрой убыли воды и мелководий это полезное правило не всегда может быть соблюдаемо во всей строгости: так было и теперь, особенно по тому обстоятельс­тву, что сверх сорока судов нашего каравана в тоже время плыли суда с верхних пристаней Шайтанской и Ревдинской.

Осматривая внутренность судна, я услышал под дном его силь­ный шум, который внутри судна раздавался как в пустом пространс­тве. Выбежав наверх, я узнал, что судно идет по песчаной отмели, какие в верховье Чусовой весьма нередки: летом по этим отмелям, как говорится между народом, «куры бродят, не замочив хвоста». Случай этот прервал тишину, царствовавшую на судне, и в один миг все превратилось в шумную, усиленную деятельность: лоцман громко и отрывисто командовал направлять судно направо или налево; во­доливы принялись измерять шестами глубину и кричали лоцману о результатах своих измерений; рабочие усиленно били по воде понос­ными. Через несколько минут мель прошли: все снова успокоились, и рабочие расположились на отдых; только лоцман остался по-прежне­му на своей скамейке и все смотрел вперед.

На правом берегу реки, за деревней Коноваловой, находится небольшая того же имени гора, замечательная в геогностическом от­ношении скоплением многих полукристаллических и слоистых пород, которые стоят вертикальными слоями. Я прежде осматривал эту гору и поэтому знаю ее устройство довольно подробно: она представляет крутое наслоение черного и серого известняков, хлоритового и зеленокаменного сланцев, слоистого песчаника и, с другой стороны горы, нового слоя известняка. Эта гора составляет ветвь отрога Уральского хребта, который не далее 20 верст отсюда на восток синеется непре­рывной полосою: здесь этот отрог, по-видимому, оканчивается у реки, но далее, верст через 15, переходит на другую сторону Чусовой, начи­наясь от нее таким же мысом.

Спокойным наше плавание не было, однако ж, было продолжи­тельно. Перед деревней Крыласовой заметили, что одно из судов каравана на мели; тотчас был дан приказ остановиться. Исполнение этого приказа бывает иногда так любопытно и сопровождается таки­ми оригинальными действиями, что нельзя не упомянуть о том особо.

Услышав распоряжение к остановке, один из рабочих, отличающийся расторопностью, соскакивает в лодку и берет конец снасти толщи­ною обыкновенно до вершка в диаметре; к нему присоединяются еще двое, и все они вместе, после великих усилий, пристают к берегу. Тут один из них, выскочив на берег, бежит с концом снасти к первому более значительному дереву и старается прикрепить к нему веревку. Если дерево трещит и оказывается ненадежным, то судно все плывет и все больше и больше утягивает снасть, а рабочий бежит по берегу или бредет разливом реки по пояс и пробует завернуть снасть за дру­гое крепкое дерево. Иногда и это дерево не выдерживает силы тече­ния, вырывается с корнем и уносится вслед за судном; тогда рабочие выплывают с другим толстым запасным канатом и поступают таким же образом. Во все это время лоцманский помощник другим концом каната постепенно сдерживает ход судна, обернув снасть о кормовой ухват и «травя» ее понемногу. При этом трение бывает столь сильно, что ухват может мгновенно вспыхнуть; в предупреждение чего его об­ливают водой вместе с канатом. Но это еще не все: от неискусства ра­бочих работа эта иногда сопровождается несчастными случаями. Вот так-то и на нашем судне одному из рабочих, по его неосторожности, раздавило ногу канатом об упомянутый ухват и выбросило его самого на воду; малой, однако, успел ухватиться за снасть и, не выпуская ее из рук, благополучно вышел на берег. Бойкость и расторопность рус­ского человека вполне выказывается при подобных случаях.

Считаю излишним говорить, сколько времени и старания упот­реблено было для снятия сидевшего на мели судна; замечу лишь, что отправка в дальнейший путь началась тем же обрядом усаживания, вставания и молитвы, о котором я упомянул вначале и который, как я узнал впоследствии, повторяется на всяком судне при каждой от­правке его с ночлега.

Погода во весь день стояла хорошая. Был уже вечер, когда мы плыли мимо деревни Крыласовой, принадлежащей казенному ве­домству. Народ с высокого берега смотрел на проходящие суда, а крестьянские девушки, в праздничных сарафанах, составляли хороводы и другие сельские игры. Сюда, как видно, еще не проникла та цивилизация, которая в деревне начинается переменой котов на баш­маки и сарафанов на платья.

За этой деревней начинаются по берегам реки утесы, которые почти сплошь состоят из известковых пород разных цветов и раз­личного сложения и положения, тогда как на низких местах видны одни новейшие наносные глины. Многие из утесов весьма опасны для судоходства, тем более что почти все они находятся именно в тех мес­тах, где работа судовщикам и без того делается труднее, а именно на поворотах реки: здесь утесы часто занимают вдавшийся берег, куда прямо несется струя воды и, ударяясь в скалу, с шумом и пеною, от­прядывает в сторону и мчится дальше. Такое положение утесов про­изошло, по-видимому, оттого, что быстрая река при проложении себе русла, встречаясь с плоскостью слоев твердой породы и будучи не в силах пробить их, круто поворачивала и избирала себе другой путь или же, разбивая твердую массу известняка, проходила между более мягкими его слоями, которые мало-помалу просачивала и разрушала. Вероятно, это было и причиной частого перехода утесов с одного бе­рега на другой.

После первого дня нашего плаванья, в ночь на 18 апреля, когда мы стояли на ночлеге, полил сильный дождь, который продолжался и на другой день утром, а потом сменился опасным ветром. Во весь этот день прошли мы не более 50 верст.

В следующий день, 19 апреля, путь наш продолжался, как и на­кануне, между изредка мелькавшими по берегам деревушками дво­ров в пять или даже и в три: они расположены, большей частью, по низменным местам берегов, представляющим удобства для лугов и пашни.

Перед одной из таких деревень, по имени Харенки, заметили мы выставившиеся из-под воды два столбика, свидетели потонувшего судна, которое, ударясь близ того места о каменистый утес, быстро погрузилось в воду. Такие случаи не редкость на Чусовой. Потонув­шее судно несло груз металла, который после убыли воды будет почти весь собран и со следующим караваном доставится по принадлеж­ности. Но для нас особенно важно было то обстоятельство, что уто­нувшее судно заняло лучшую часть фарватера, чем, разумеется, за­градило прямой путь другим судам и заставило их идти в обход. При этом одно судно нашего каравана, надвинутое ветром, ударилось о выставившиеся столбики, вследствие чего работавших около них лю­дей разбросало во все стороны и одному из рабочих раздробило ноги, а другого вовсе не отыскали в воде.

Следовавший за тем день, 20 апреля, плыли мы с самого утра между высокими утесами, находящимися попеременно то на правом, то на левом берегу реки. Эти утесы состоят из известкового камня дикого цвета и разнообразного сложения; они известны у плавающих по Чусовой под общим именованием «камней», а в частности каж­дый утес имеет свое собственное название. Некоторые из них опасны для судоходства, особенно так называемые «бойцы». Иные, дости­гая огромной вышины до 50 сажень, поднимаются отвесно над водой плоскостями и простираются по берегу от 100 до 200 и более сажень в длину. По сторонам их и сверху растет сосновый и частью еловый лес; но, укоренясь только в трещинах твердой известковой массы, он едва достигает значительной высоты и почти весь периодически сваливается порывистыми ветрами. Вот наиболее примечательные из этих камней:

Камень Омутной, с правой стороны реки, первый на пути боль­шой утес. Возвышается над водой до 25 сажень гладкой плоскостью, с широкими слоями, наклоненными против течения.

Камень Дыроватый, на левой стороне реки. Весь разбит време­нем на отдельные неправильные массы, посреди которых находятся широкие полости, вследствие чего и получил он свое прозвание.

Камень Писаный, с тонкими вертикальными продолинами, бе­ловато-серого цвета. Он назван «писаным» потому, что по середине его, на высоте 20 сажень, высечены, из того же известняка, крест и надпись о рождении одного из владельцев Нижне-Тагильского, что на Урале, завода, во время плавания родителей его по Чусовой; впро­чем, надпись ныне выветрилась до такой степени, что нет возможнос­ти ее разобрать. Против утеса на другой стороне реки, на низменном берегу, поставлен небольшой, красивый, каменный памятник в озна­меновании того же случая.

Камень Столбы. Состоит из двух главных, почти совершенно круглых, известковых столбов, обставленных множеством мелких, которые все окружены лесом. Возвышаясь сажень на 20 на левом бе­регу реки, столбы эти отличаются правильным расположением слоев, наклоненных в одну сторону.

Камень Дужной, на правом берегу. Занимает весьма опасное для судов место — в крутом повороте реки, перед которым находится с одной стороны утесистый, а с другой высокий лесистый берег. Эти бе­рега представляют издали, с судна, такой вид, как будто бы Чусовая окружена здесь со всех сторон крутыми утесами, чего на самом деле нет: крутой поворот реки скоро выводит вас из мгновенного заблуж­дения. Сам камень весьма замечателен своими известковыми слоями: они толщиною не более одной четверти, правильно и параллельно изогнуты большими «дугами» на средней части камня, а по краям еще более разнообразно искривлены напластованием. К тому же все это покрыто каким-то желтоватым цветом, которого причину я полагаю или в химическом действии солнечных лучей, или в лишаях, растущих на недоступной для других прозябений поверхности камня.

Камень Кирпичный, находясь на правом же берегу реки, пред­ставляет вид кирпичной стены около старинного, разрушенного за­мка, с башнями по углам, среди окружающего его леса.

Камень Печка. Утес с левой стороны реки, с круто перегнутыми слоями, образующими внизу углубление, наподобие устья крестьян­ской печи.

Отсюда Чусовая течет мимо огромного на ней утеса, который по­этому и называется Высоким камнем. Он возвышается на 50 сажень над водою и простирается по берегу почти на 10 верст, местами пре­рываясь и показываясь потом опять с обеих сторон реки под названиями камней Стенового и Мултыка. В этом роковом месте ежегодно несколько судов претерпевает более или менее значительные повреж­дения. Одно из плывших перед нами судов, и теперь, сильно тут пов­редилось, потому должно было остановиться для поправки. Да и то судно, на котором плыл я, только особенной предусмотрительностью опытного лоцмана избежало опасности: стремлением воды в крутом повороте между утесами сильно надвигало его на Мултык, и уже поносные скользили по гладкой стене утеса; но, благодаря Богу, мы избегли опасных скал, которые, можно сказать, замыкают на время этот длинный ряд самых гибельных затруднений к сплаву по Чусо­вой. Ниже их, еще раз в одном месте, являлись подобные камни, но на протяжении не более 5 верст, и притом гораздо с меньшими опаснос­тями. Миновав, таким образом, довольно еще благополучно эти мес­та, мы не избежали, однако, остановки, которой потребовало снятие одного из наших судов, севшего на мель по оплошности лоцмана.

В течение этого дня я сходил на берег для осмотра Кыновского завода графа Г. А. Строганова. Он расположен против последних утесов, на низком левом берегу реки Чусовой, при устье небольшой речки Кына. Заводское действие его приспособлено к выплавке чугу­на из бурых железняков, добываемых в окрестности, и к выделке из чугуна железа; замечательнее же всего здесь машинное производство проволоки в большом количестве.

Жители деревни Копчика, против которой остановились мы для снятия судна, принадлежат к казенному ведомству. Они из оседлых вогул, но занимаются успешно хлебопашеством, гостеприимны и вов­се не похожи на других своих однородцев. Главное их занятие — рубка корабельного леса на Уральских горах, отстоящих не далее 50 верст. Работа эта производится под надзором офицеров, отряженных Мор­ским ведомством для наблюдения, чтоб деревья выбирались потреб­ной длины и толщины. Нарубленный таким образом лес вывозится зимой на берег Чусовой, где связывают его в плоты по 200 и более штук вместе и отправляют с двумя или тремя человеками по Чусо­вой, Каме, Волге и другим рекам к портам Балтийским и Черноморс­ким. Чтобы сняться с мели, мы приглашали жителей деревни; но они, отправляясь на работу свою в горы, дорожили временем, и поэтому запросили с нас страшную сумму: 200 рублей серебром, тогда как работа не стоила более 50 рублей. Караванный, как человек честный, не мог согласиться на такое разорение хозяйской казны и должен был обойтись своими силами.

Безутесистые, сравнительно, берега Чусовой, после Мултыка, представляют камень, носящий громкое имя Ермака, завоевателя Сибири. Этот камень Ермак стоит на правом берегу Чусовой и об­разует вертикальную плоскость, около 25 сажень в вышину и более 50 в длину. С левой стороны он исчерчен наклонными против течения слоями и поперечными трещинами, а с правой имеет гладкую повер­хность с едва заметным наклонением слоев на восток. По середине его плоскости, саженях в десять от воды, находится отверстие в рост человека: это вход в обширную пещеру, разделенную сталактитами на множество отделений. Наше судно не имело надобности останавли­ваться тут, и поэтому я, к сожалению, не смог осмотреть эту пещеру. Местное предание говорит, будто Ермак зимовал в ней на пути в За­уралье. Впрочем, мне известно и другое место, по ту сторону Ураль­ских гор, где Ермак, по преданию, тоже будто бы провел зиму: место это находится на берегу речки Медведки, впадающей в реку Туру. Та­ким образом, предание дает как будто разум, что завоеватель Сибири провел в пути две зимы, тогда как история, напротив утверждает, что он через два месяца после отправки по Чусовой достиг уже Сибирс­кого царства. Чему больше верить? Конечно, предание не история, и легко может быть, что Ермак останавливался в обоих этих местах ненадолго. Впрочем, по моему мнению, не очень вероятно, чтобы та­кое трудное дело можно исполнить в столь короткий срок: даже и в нынешнее время на настоящих судах не легко совершить этот путь в два месяца. По одной Чусовой, против быстрого ее течения, среди ок­ружающих ее утесов, подняться почти на 200 верст от Городков, тог­дашней крепостцы Строгановых, до устья Серебрянки: это — подвиг величайшей трудности, особенно среди дикой, безлюдной страны, на легких плотах, которые малейший ветер мог заплескивать водой и за­держивать беспрестанно!

Я сказал уже, что следующие за Мултыком камни, которых ка­мень Ермак есть начало, не представляют той опасности и не имеют той высоты, какими отличались их предшественники. Но пятиверст­ное их протяжение все еще требовало осторожности в управлении судном; и как мы подплыли сюда уже вечером, то караванный распо­рядился остановиться перед ними на ночлег.

Поутру, 22 апреля, судно наше шло мимо нескольких известко­вых утесов, из коих замечательнейшие — камень Разбойник, выдававшийся в реку острым ребром; камень Четыре Брата, известковая стена с вертикальными слоями и четырьмя выступившими ребрами; и камень Отметыш, бывший весьма опасным до тех пор, пока, лет десять тому назад, висевшая над рекой часть его, состоящая из из­вестняка, не обрушилась сама собою и была разбита в воде порохом, за счет всех судохозяев, сплавляющих свои произведения по Чусовой. За этими камнями было еще несколько утесов; но перед устьем Койвы, впадающей в Чусовую с правой стороны, они прекратились, и мы ниже по Чусовой более их уже не видали.

Отсюда Чусовая, текшая до сих пор на северо-северо-запад, по­воротила прямо на запад. Горы начали удаляться от берегов, которые постепенно становились низменнее, сохраняя, однако ж, по-прежне­му, свой главный характер, то есть: несколько возвышенные с одной стороны, они были отложе с другой. Вообще окрестности Чусовой, от устья Койвы, имеют вид холмистый, весьма отличный от горного Предуралья, которое расположено кряжами и отрогами. Деревни, и при них пашни, встречаются здесь чаще. Река разливается шире, до 80 и более сажень; оттого течет тише, спокойнее и образует много песчаных надводных и подводных островов. Путь этот мы совершили вполне благополучно, не встречая никакого препятствия, и, проплыв находившиеся по берегу Чусовой за речкой Вашкуром разработки ка­менного угля, остановились на ночлег перед селом Камасиным.

В продолжение, 24 апреля, плавание было так же покойно, как накануне, но вместе так же и тихо: верст по 5 или 6 в час. Против Камасина Чусовая разделяется на три рукава; из них ныне только край­ний справа судоходен, но прежде таким был крайний с левой стороны. Здесь, как и во всех реках, течение воды не только изменяет русло, засоряя его песком и гальками в одном месте и в тоже время, очищая в другом, но даже мели и острова переносит с места на место.

У Камасина Чусовая принимает с правой стороны большую реч­ку Усьву, которая вытекает из северной лесистой части Пермской губернии. Речка эта вскрывается позже Чусовой, и по ней сплавля­ется в плотах ежегодно довольно большое количество строевого леса. После впадения ее ширина Чусовой еще более увеличивается, но зато скорость течения убывает; поэтому, для усиления хода судна, рабочие еще около устья Койвы начинают приготовлять малые гребки, кото­рыми отсюда в промежутки между работ по управлению судна поноснами гребут под монотонную песню.

Здесь, кстати сказать, что рабочие нашего судна были большею частью бойкие, расторопные крестьяне, весело исполнявшие свою обязанность; оттого лоцман не имел нужды побуждать их к труду, и только в опасных местах ободрял разными словами, понятными бы­валым людям. Во время работы они пели песни, а по окончании ее сказывали сказки, часто прерываемые новой работой, после которой опять их продолжали. Таков русский мужичок: он не унывает в горе, трудах и опасностях. Кто имеет частые сообщения с народом, тот ви­дит в нем более хороших качеств, нежели тот, кто знает его по одним книгам.

На левом берегу Чусовой находится замечательная археологичес­кими находками деревня Вергина. В полуверсте от берега и повыше верхнего конца деревни стоят на холме остатки двух каких-то зданий, обнесенных валом, который сохранился до сих пор: в соседстве их, при распашке земли, находили много древесного угля, топоры, молот­ки, деревянные и оловянные сосуды, монеты и т. д. Надо полагать, что здесь была древняя крепосца прежних туземных владетелей.

Селения Верхние и Нижние Чусовские Городки — остаток Ер­маковых времен, получили свое название оттого, что были основаны для «ограждения» владений Строгановых и, вообще, востока России от набегов вогул, остяков и других полудиких племен, обитавших по вершине Чусовой и впадающим в нее речкам. Эти селения до сих пор принадлежат Строгановым. Как сами они, так и окрестности их, до­ставляют лучших лоцманов для судоходства по Чусовой. Наши лоц­маны были из обоих Городков, и поэтому мы останавливались в обо­их селениях, чтобы дать возможность лоцманам побывать, хотя на короткое время, дома. Окрестности их нельзя назвать малонаселенными; впрочем, не должно причислять и к слишком людным местам. Жители все коренные русские: деятельно занимаются промыслами и хлебопашеством и отличаются обычным на Руси гостеприимством.

24 апреля было последним днем нашего плавания. После Ниж­них Городков Чусовая становится уже скучной своим однообразием: тихое, спокойное плавание, без быстрых поворотов и утесов, меж­ду низкими луговыми берегами и островами, не представляет ничего привлекательного для любопытства. Правда, и на этом пути Чусовая делает еще две сильные излучины, так что через 20 и 50 верст те­чения, снова проходит в двух верстах от того места, с которого из­лучины начались; но, вообще, повороты здесь не так круты и не так часты, как были выше, напротив — с легким погибом и тихим тече­ньем. Очевидно, излучины эти зависели здесь от других условий, а именно: от большей или меньшей мягкости глинистых берегов. При них вливается в Чусовую река Сылва, по которой тогда плыли суда, объемом не менее чусовских, принадлежащие купцам города Кунгура и Суксунскому заводу Демидова.

Было уже поздно, когда наше судно кончало путь по Чусовой, вышедши на реку Каму. На совершение этого плавания, в 470 верст, мы употребили, с остановками, 8 суток, а собственно в пути пробыли 80 часов. Судно шло со скоростью от 4 до 8 верст в час; средним же числом — по 6 верст.

II

Чусовая (по-пермяцки «Чус-ва» — значит «быстрая вода») бе­рет свое начало в Екатеринбургском уезде Пермской губернии, в даче Сысертских заводов гг. Турчаниновых, из озер и болот, находящихся во множестве на Уральских горах.

Спускаясь быстро с Урала, она течет сначала, при западной его подошве, почти прямо на север или на северо-запад, между крутыми скалистыми берегами — с одной стороны, и низменными — с другой; потом постепенно отклоняется от хребетной оси Урала, и делает быс­трые крутые повороты во все стороны. Таково течение Чусовой от ее верховья до устья впадающей в нее речки Койвы, на протяжении 590 верст. Отсюда река поворачивает на запад и течет медленнее; излу­чины еще повторяются, но гораздо реже, а берега уже не так высоки и притом не каменисты. Совершив, таким образом, путь на протяжении 550 верст, все по одной Пермской губернии, она вливается в Каму, в 12 верстах выше города Перми.

Как горная река, Чусовая, вначале от вершины до речки Кой­вы, близ Уральского хребта, мелка, узка и быстра; в середине тоже быстра, излучиста, перебориста, с мелями, ташами, утесами и высокими каменистыми берегами, а в нижней части, вследствие принятия больших речек, довольно широка (от 80 до 150 сажень), тиха и усеяна часто меняющимися надводными и подводными песчаными острова­ми. Поэтому судоходство на Чусовой существует только весною, в средней и нижней ее части, от Ревдинского завода, находящегося в 20 верстах выше Билимбаевского, до устья на протяжении почти 500 верст; да и в это время плавание по ней сопряжено с затруднениями и опасными случайностями.

Высокий каменистый берег у реки является здесь весьма непос­тоянно: то с правой, то с левой стороны. Но когда один берег крут, тогда противоположный ему непременно низмен, покрыт лугами, лесами, старицами и болотами. Каменистый берег представляет ог­ромные массы известняка дикого цвета, в наклонном вертикальном и разнообразно изогнутом положении пластов. Известняк этот иногда простирается сплошь на несколько сот сажень по берегу и до 50 в вышину, представляя взору страшные громады камней, которые ка­жутся еще угрюмее от недостатка растительности, как на них самих, так и в ближайшем соседстве. В других местах известковая масса возвышается по склонам берегов в грубом гребнеобразном виде, без всяких признаков слоистости, или стоит утесами при поворотах реки, выдавшись из прочей массы, против течения, и рассекая струю воды на две части, из коих одна бежит мимо утеса, а другая долго кружится около, наконец, мало-помалу отступает и направляется вперед. Та­кие камни самые опасные для судов, потому что течение, от приобре­тенной прежде скорости, не вдруг поворачивает по излучине реки, а иногда быстро несется и несет с собой судно по первому направлению, то есть прямо на камень. Здесь все искусство лоцмана состоит в том, чтобы или вовремя пересечь течение в сторону от излучины, или, со­размеряясь с рабочей силой, знать пору, когда поворотить судно по направлению излучины; в противном случае, если он поворотит судно преждевременно, то посадит его на берег, противоположный утесу и всегда богатый мелями, а если запоздает поворотом, то судно ударит­ся о камень. Опаснейшие из этих камней называются Брашка, Шило, Волегов, Омутной, Олений, Синий, Столбы, Сплавщик, Дужной, Кирпичный, Печка, Высокий и Мултык; далее — через 50 верст от последнего — Молоков, Разбойник, Четыре Брата, Коврижка и еще несколько других (Некоторые из поименованных камней упомянуты и в сочинении Мурчинсона «Геологическое описание Уральского хребта», перевод которого, составленный полковником Озерским, помещен в «Горном жур­нале» за 1848 год). Понятно, что они бывают тем опаснее, чем силь­нее ветер, который, прорываясь между каменистыми берегами, мо­жет вдруг надвигать суда на утесы или на мели. Для уменьшения при них опасности, правительство возложило на всех судохозяев, сплавляющих произведения свои по реке, содержать «заплавни», которые состоят из четырех или пяти бревен, связанных вместе веревкою и плавающих перед камнями: в случае несчастия, эти бревна, по край­ней мере, смягчают удар, принимая судно на себя и не допуская его к самому утесу. Впрочем, есть примеры, что заплавни служат весьма слабою защитою от беды; притом же они не всегда и наводятся свое­временно. И это не избегло внимания попечительного правительства, которое у нас всегда и во всем идет впереди частных начинаний. В последние годы установлено взимать в городе Перми по четверти процента со сплавляемых по Чусовой произведений, дабы на собран­ную сумму, по возможности, уменьшить затруднения сплава по этой реке. Чусовая, освободясь от опасностей или, по крайней мере, избавясь от некоторых из них, без сомнения, вселит к себе более доверия; а только при подобных условиях судохозяева решатся охотно сплавлять по ней свои произведения.

Отстранить окончательно все естественные препятствия к тому, чтобы русло реки Чусовой сделалось повсеместно судоходным, — есть подвиг выше сил человека или, по крайней мере, требующий труда нескольких поколений. Но, кроме опасного физического устройства реки Чусовой, существует еще и другое зло, происходящее не от при­роды, а от людской недобросовестности. Бывают лоцманы, из при­брежных жителей, и даже караванные приказчики, которые сами но­ровят, чтобы хотя одно судно из каравана разбилось или претерпело повреждение. Это делается для того, чтобы иметь случай заключить выгодный для себя торг со знакомыми прибрежными жителями по поводу снятия судов, перегрузки их или спасения с потонувшего судна товаров; причем приказчики выписывают в расход столько, сколько признают возможным, и приобретенный таким образом барыш делят между собой «поровну». Не знаю, водятся ли подобные грехи ныне; но что они делались прежде и с большою наглостью — могу смело утверждать. Эти-то мнимые несчастия еще более усилили и до сих пор усиливают недоверчивость судохозяев к Чусовой: принимая их за действительные, промышленники не всегда решаются сплавлять свои товары по реке, способной лишить их не только ожидаемых выгод, но и самих произведений.

Замечательнейшие из впадающих в Чусовую речек, суть: а) в верхней части реки, с левой стороны: Полевка — с Полевским, и Сысерть — с Сысертским гг. Турчаниновых заводами, и Утка — с казен­ною Уткинскою пристанью; с правой стороны: Ревда — с Ревдинским заводом г-жи Демидовой, Шайтанка — с Шайтанским заводом на­следниц Ярцова, Билимбаиха — с Билимбаевским заводом графини Н. П. Строгановой, и Шишим — большая речка, на которой нет ника­кого заводского действия; б) в средней части, с правой стороны: Да­рья, Сулем, Межевая Утка, Серебрянка — с Серебрянским казенным заводом — и Койва; с левой стороны: Вторая Утка, Кашка, Кын — с Кыновским графа Г. А. Строганова заводом, Чизма и Кумыш; на­конец, в) в нижней части реки, с правой стороны — Усьва, с левой — Сылва, и множество других мелких речек. Те из них, которые впада­ют в Чусовую с правой стороны, стекают с Уральских гор. Несмотря на такое изобилие горных речек, Чусовая в летнее время бывает очень мелка, узка и занята многими песчаными островами, так что, в неко­торых местах, с трудом проходят по ней легкие лодки. Даже весною она бывает иногда так бедна водой в верхней своей части, что для сплава судов выпускают воду из заводских прудов, особенно завода Ревдинского, одного из обширнейших на Урале. Чаще, однако, слу­чается, что Чусовая быстро поднимается до трех аршин выше летнего уровня, и тогда, против Билимбаевского завода, она имеет около 50 сажень ширины: ниже, между каменистыми берегами, от притока вод из впадающих речек, высота и быстрота воды увеличивается с опас­ностью для судов. Весенняя вода в Чусовой, хотя и покрывает много мелей и ташей, однако ж, они все еще встречаются нередко по всему протяжению реки. Соединясь с Усьвой, Чусовая расширяется свыше 80 сажень; а слившись с Сылвой, достигает 150 сажень, а местами и больше, в ширину.

Правильное судоходство по Чусовой началось еще со времен Петра Великого, когда тульский кузнец Демидов, пожалованный государем за оружейное дело, стал разыскивать руды на Уральском хребте, строить там заводы и сплавлять добываемые металлы по реке. С этого времени, при быстром распространении горного про­мысла на Урале, особенно в начале нынешнего столетия, судоходст­во по Чусовой увеличилось до того, что в последнее время ежегодно сплавлялось по ней около 600 судов различных размеров, с грузом до 6 миллионов пудов.

Главнейший сплав по Чусовой составляют произведения всех казенных и частных заводов Екатеринбургского Урала; в том числе преимущественно: железо всех сортов, чугун и частью медь, потом казенные артиллерийские и другие снаряды и, наконец, произведе­ния животного и растительного царств, как то: сало, масло, льняное и конопляное семя, пшеница и т. д. Все это доставляется водой до Ниж­него Новгорода, а оттуда развозится по всей России.

Судоходство по Чусовой, начинаясь от Ревдинского завода, идет, как сказано, почти на 500 верст и производится со следующих пристаней:

Выставленные в последней графе цифры взяты со слов некото­рых караванных приказчиков.

Вся навигация продолжается обыкновенно не больше как с по­ловины до конца апреля. В это время, именно около 15 числа апреля Чусовая вскрывается ото льда, а в начале октября снова покрывается им на зиму.

Пристани на Чусовой, большей частью, не отличаются ничем от обыкновенного берега, кроме разве того, что на них стоят магазины для складки сплавляемых произведений и еще производится пост­ройка судов. В тех пристанях, где весенняя вода не поднимается до надлежащей высоты, как, например, у Билимбаевского завода, суда, построенные на берегу, тотчас после прохода льда спихиваются на вальках в воду и тотчас же нагружаются. В других местах, как, на­пример, в Кыновском заводе, суда строятся на низменном берегу; поэтому, без всякого усилия со стороны человека, они поднимаются весенней водой и потом уже переводятся на надлежащее место для на­грузки. Таковы, большей частью, пристани на Чусовой; но есть и луч­шие: так, например, при Шайтанской пристани (сейчас это село Чусовое в Шалинском районе Свердловской области), в речке Шайтанке устроена небольшая гавань, род пруда, который запирается плотиной и из которого суда выпускаются уже с полным грузом тотчас за проходом льда; подобная же гавань устроена при Межевой Утке, и притом еще в большем размере.

Пристани с гаванями имеют то преимущество перед такими же без гаваней, что в них суда могут нагружаться до прохода льда и за­тем немедленно отправляться; а это на такой реке, какова Чусовая, имеет большое значение. Зато, на пристанях без гаваней, никогда не медлят с работой, и только что пройдет лед, как уже несколько сот, а иногда и до двух тысяч человек, безостановочно занимаются нагруз­кой судов, так что, как бы ни был велик караван, через три или четыре дня по проходе льда он непременно поспевает к отправке. Потому, я думаю, и не видят большой надобности в гаванях, которые всегда довольно ценны.

Суда, сплавляемые по Чусовой, называются «коломенками», «полубарками», «карбазками» и просто «лодками». Все они без мач­ты с двумя гребками или поноснами, на носу и на корме, и притом первые три рода плоскодонны, а последний формою дна подобен обыкновенным лодкам. Размер, форму и вместимость «коломенок» я уже описал в очерке моего плавания; здесь прибавлю, что в них производится главнейший сплав по Чусовой. Полубарки, вместимос­тью от половины до двух третей коломенки, употребляются редко: только в таком случае, когда сплавляемого товара недостаточно на полную коломенку. Карбазки, величиной еще менее последних, слу­жат для перегрузок при обмелевших и повредившихся судах. Лодки размерами не менее полубарок; они покрываются палубой и служат преимущественно для сплава разных сортов железа, которое всегда закрывают тщательнее чугуна для предохранения от ржавчины. Эти последние обыкновенно ходят с железом до Санкт-Петербурга, и по­этому устраиваются так, чтобы могли свободно проходить по малым речкам и каналам Вышневолоцкой и Мариинской систем. Пароход­ство на Чусовой еще не существует, и едва ли будет возможно на та­кой быстрой и излучистой реке.

Перехожу собственно к геогностическому очерку реки. Стекая с Уральских гор, река Чусовая рассекает горные породы различных образований и представляет в некоторых местах прекрасные геогнос­тические виды, особенно в верхней части своего течения. Но как мое путешествие началось не от самой вершины реки, то я буду говорить здесь только о том, что видел собственными глазами.

Повыше Билимбаевского завода Чусовая омывает высокий бе­рег в виде горы, состоящей из темно-серого талького-хлоритового сланца, с крутым падением к востоку. Местами, посреди его, выделя­ются кварцевые массы белого или беловатого цвета; но вообще, этот сланец, склоняясь в долину, на которой стоит Билимбаевский завод, между двумя горными кряжами, идущими от Урала, превращается в сланец более мягкий, а в соприкосновении со сменяющимися его известняком — даже в тальковатую бело-серую глину. Тут, в самом спаю и около него, на известняке, лежит рассеянно гнездами бурый железняк в желтоватых и белых глинах, под красноватыми и бурыми глинами, на глубине от поверхности до 10 и изредка до 15 сажень. Замечательно, что направление черты соприкосновения сланцев с известняками, а вместе и с гнездами бурого железняка, параллель­но хребетной линии Урала, и соответствует тому направлению, какое имеют полосы уральских золотоносных россыпей. На этой линии в окрестностях Билимбаевского завода находится множество рудников, в которых каждое гнездо руды вырабатывается особой разработкой, не превышающей в длину 50, в ширину 20, а в толщину 7 сажень. Известняк, составляющий постель руды, имеет плотное кристаллическое сложение, большей частью беловато-серый цвет и всегда соответс­твующее предыдущим породам падение к востоку. Окаменелостей в нем не замечено. По берегу Чусовой, между заводом и ближайшею к нему деревней, известняк два раза перепластовывается с талько-хлоритовым сланцем, который отчасти глинист и известковист. Перед самым заводом, близ Чусовой, сланец этот является в виде пригорка, обнажая в одном месте свои мелкие, но плотные слои.

Известняк, за пропластками сланца, сохраняет свой цвет и сло­жение; но, подымаясь на Коновалову гору, он покрывает собой другие породы и становится сначала серее, потом темнее, и, наконец, делается совершенно черным и в изломе раковистым. При таком его состоянии, напрасны надежды встретить в нем окаменелости, которые вообще очень редки в предуральских слоистых породах. Со стороны Чусовой поименованная гора представляет богатый геогностический разрез, который тем приятней для геолога, что в нем полукристаллические породы находятся посреди известковых масс: очевидно, первые были выдвинуты из-за последних. Причиной поднятия кряжа был, кажет­ся, зеленокаменный сланец, который лежит узкой полосой поперек горы, от юго-запада к северо-востоку. С правой стороны к зеленому сланцу прилегает тонкий пласт желтоватого хлоритового сланца, и на нем лежит сказанный выше черный известняк. С левой примыкает к нему сероватый песчаник, в самой горе — более плотный, а к берегу — слоистый и известковистый, со слабым налетом медной зелени, как сохранившимся еще признаком медной руды: лет десять тому назад, хотели воспользоваться этим указанием, но вода затопила начатые работы. Песчаник покрывается с запада слоистым известняком, ко­торый далее от горы переходит в плотную массу.

В 15 верстах ниже по течению отрог Уральского хребта, конча­ющийся у реки Коноваловой горою, переходит на левую сторону Чу­совой, и снова тянется по-прежнему направлению с северо-востока на юго-запад, под названием гор Чирковской и Чулковской, которые далее понижаются в небольшие холмы. Эти горы состоят из плотного мелкозернистого песчаника желтовато-серого цвета, с редкими, весь­ма трудно различимыми раковинами. Так как по составу своему этот песчаник весьма полезен для горнов заводских чугуноплавильных печей, то обе горы разделены на участки между многими уральскими заводовладельцами.

От горы Чирковской берега Чусовой почти сплошь на большом пространстве состоят из известняков, а местами, над самой рекой, образуют высокие круглые утесы. Все представляют более или ме­нее плотную известковую массу, преимущественно серого цвета; но отличаются между собой сильно и разнообразно изогнутыми слоями, весьма часто крутыми и перепутанными до странности. Например, за Королевским островом в 5 верстах выше устья речки Дарьи, впа­дающей в Чусовую, тонкие пласты крутопадающего к реке извест­няка на каких-нибудь двух саженях по берегу правильно перегнуты до четырех раз изгибами, до полуторы сажени в высоту. Подобное же напластование знаменитый Мурчинсон приводит в пример по реч­ке Серебрянке. Конечно, такое изогнутое положение пластов могло случиться только до оплотнения образовавшейся известковой массы, и как потрясение или волнение предуральской почвы могло иметь место перед самым выступлением или образованием Уральских гор; посему, подобное напластование по Чусовой, кажется, приводит к тому заключению, что Урал поднялся вскоре за образованием этих известняков, которые Мурчинсон считает современными девонс­кой системе. Знаменитый геолог изредка находил в этом известня­ке окаменелости животных; но мне не удавалось отыскать их нигде, кроме известковой горы Поныш, в трех верстах ниже устья Койвы.

Тут окаменелости заключаются в нижнем горизонтальном слое горы, явственно разделяющейся на три толстые пласта, и принадлежат к Роду Fislulosa Calamopora, характеризующему уже формацию горного известняка.

В двух местах известковые берега Чусовой прерываются други­ми породами глинисто-песчанистого свойства. Первое из этих мест, при Ослянской пристани, занимает излучину реки, которая есть са­мый северо-восточный пункт на Чусовой. Здесь река вдается в дру­гую систему горных пород, которые расположены почти параллельно направлению Урала: повыше пристани, на протяжении версты, тон­кие слои слоистого красноватого песчаника перепластовываются с глинистым сланцем, местами известковистым, причем в западной по­ловине этой гряды они имеют падение на запад, а в восточной части — на восток. В другом месте, выдавшемся на запад, за речкой Чизмой, на пространстве 100 сажень, тонкие пласты серого кварцевого пес­чаника перепластовываются с такими же слоями сланцевой глины и склоняются, также как и в первом месте, на запад и на восток. По­роды, сейчас описанные, на геологической карте Мурчинсона отнесе­ны, в первом месте, к силурийской системе, во втором — к формации горного известняка. Последняя становится постоянною на Чусовой только по совершенном пресечении девонских известняков между устьями Койвы и Усьвы, на пространстве 25 верст. В этих местах породы горного известняка состоят из перемешанных слоев глинисто-известковистых и песчаных с окаменелостями из рода трубчатых полипов (в горе Поныш) и с оттисками растений, которые заметны в породах вашкурских разработок, находящихся на правой стороне Чусовой, выше устья реки Усьвы.

Разработки близ устьев рек Вашкуров производились с целью добыть каменный уголь; но как найденный уголь оказался негодным, потому что был более похож на сланцевую углистую глину, то рабо­ты вследствие того и остановлены. Открытая здесь сланцевая глина составляет прослойки в темно-сером слоистом песчанике, которого валуны, разбросанные по окрестностям, пригодны на мельничные жернова и печные горны. В устье реки Усьвы, в берегу с правой сто­роны Чусовой, есть каменный уголь довольно хорошего качества; но он составляет столь тонкие прослойки в синей плывучей глине, что не представляет никакой вероятности на выгодную разработку. Эта синяя глина перемешивается с рыхлым, желто-серым, песчанистым сланцем, на котором лежит толстый пласт конгломерата, а на нем крас­новатый песчаник, проникнутый вместе с конгломератом железистой охрой. Были и еще в окрестностях этих мест разведки на каменный уголь, но все они имели одинаковый результат с предыдущими. Впро­чем, подобные неудачные попытки не должны еще лишать надежд относительно всей западной стороны Урала, где этого ископаемого должно быть не менее, как на восточной стороне хребта. Не считаю здесь нужным говорить об открытии каменного угля на Урале в дачах заводов Каменского, Кизеловского и в других местах, которые были прежде описаны; но едва ли многим известно открытие его в окрес­тностях Кыновского завода графа Строганова. В даче этого завода, находящейся на левой стороне Чусовой, в 1848 году найден каменный уголь, вблизи разрабатываемой руды бурого железняка, песчаника и известняка, на 11 саженях от поверхности в слое сланцевой глины. Такое открытие, очевидно, подтверждает мнение Мурчинсона, пола­гавшего, что в Предуральской формации горного известняка, не мо­жет не быть каменного угля. Формация эта, по его карте, лежит на левой стороне Чусовой и пересекает ее на север между устьями рек Усьвы и Койвы, а на юг переходит Сибирский тракт за станцией Гробовской и простирается далее на юг в Предуральские места в том же направлении. Открытие в нескольких местах этого ископаемого, еще нового на Урале, подает надежду найти его и в других частях той по­лосы, которая, по Мурчинсону, занята горно-известковой формацией. Даже открытие углистой глины неминуемо поведет, если не прямо к добыче каменного угля, то, по крайней мере, к тщательным о нем разысканьям. Во всяком случае, сильное истребление заводами лесов на Урале должно рано или поздно обратить внимание заводовладельцев на этот важный предмет.

От Усьвы до Нижних Городков, на протяжении пятидесяти верст, берега Чусовой представляют горизонтальные, слабо волную­щиеся слои известково-глинистого песчаника, относящегося, по Мур­чинсону, к каменноугольной формации; но самого угля до сих пор еще не открыто. Далее видно смещение темно-серых и темно-красных, большею частью — слабых, конгломератовых песчаников с глиной и глинистым известняком, местами содержащие алебастровые пласты, каковы, например, лежащие ниже Чусовских Городков и разрабаты­ваемые там по мере надобности. Эти породы у новейших геологов со­ставляют особую систему, называемую «пермскою», которая развита на большом пространстве восточной части европейской России.

Вот все, что я нашел возможным заметить и представить о Чу­совой, которой важность на востоке России, кажется, еще немногим известна в надлежащей степени.

«Уральская старина», № 8, 2006 г.