Уральский «железный» караван

В моём архиве хранится несколько открыток из серии «Река Чусовая». Они изданы Екатеринбургским летописцем, членом уральского общества любителей естествознания Вениамином Леонтьевичем Метенковым. В этой серии есть снимок, на котором мастер запечатлел момент отправки каравана из Билимбая. Открытка вызвала у меня большой интерес. Изучив некоторые документы конца прошлого века, используя воспоминания старожилов, я воспроизвёл эпизод из жизни работных людей Билимбаевского завода.

С весёлой силой и щедростью вешнее солнце плавило снега. Со всех высоток ударились в бег ручьи, говорливые, проворные. Заволновались, закипели, забушевали речки, вышли из береговых границ. Оживилась природа. По древесным сосудам побежали хмельные соки. В золотой наряд оделись берега Чусовой,— зацвела верба. За рекой лес стоял зубчатой стеной, подёрнутый лёгкой лиловой дымкой. Река ещё скована бледно-синим льдом. Лишь в устьях речек серебрятся промоины. Бесчисленные потоки низвергаются с обрывистых берегов.

В широкой пойме на правом берегу речки Билимбаевки, при впадении её в Чусовую,стоят свежевыструганные смолистые коломенки. Кругом валяются когоры — брёвна с оставленными у комля корнями, доски, щепа. Весело горят костры. В больших чанах шипит, бурлит смола для заливки пазов в судах. Пристань Билимбаевского завода гудит, как пчелинный рой. Кругом толкотня, глухой гул живого человеческого моря, резкий лязг металла, перестук топоров, визг пил — и над всем этим широкой волной катится угрюмо-могучая «Дубинушка». По намазанным дёгтем брёвнам — склизням люди спихивают отстроенные суда в освободившееся ото льда устье речки…

— Неделя проходит, как трясогузка прилетела. Не нонче-завтра взыграет река, взломает лёд. Не мешкай, Семёныч, грузи струги,— гудел управляющий заводом в ухо караванному. — Конторского служащего послал в Ревду вызнать, когда караван пойдёт. Ревда — «генерал» сплава. Пруд Ревдинского завода — самое большое (в то время) водохранилище в верховьях Чусовой. Из него выпускают вешнюю воду дважды. Первый раз — специально для взламывания льда на реке. Вторичный сброс производят для поднятия уровня воды — на этом валу отправляется караван Ревдинского завода. На всех пристанях, расположенных ниже Ревдинской, ждут как «манны небесной» вала воды, по которому можно сплавлять суда с чугуном и железом без опасения оказаться на мели. Важно не упустить этот момент.

…С берега на барку бросили сходни. Бурлаки, как муравьи, вереницей устремились на судно. Тащили чугунные болванки, слитки, литьё, укладывали их в огромном чреве коломенки. Грузили судно, готовили к сплаву. К пристани на взмыленном коне подскакал вершник. Он проворно спрянул с коня — и к управляющему:

— Ревда спустит воду завтра, чтоб лёд взломать. Через два дня караван отправят.

— Успеешь, Семёныч? — управляющий выжидательно смотрел на караванного.

— За два дня?.. Ежели мастеровых да обывателей обяжешь — успеем, — неторопливо взвешивая каждое слово, отвечал кряжистый караванный с широкой, словно лопата чёрной бородой.

— Нонче ведь двадцать пять стругов отправляем. В каждый до десяти тыщ пудов надо.

Мало мы отправляли по железной дороге. Надо было больше, и нам легче.

— М-да… Обывателей, говоришь?

— Ну да. Обывателей. Дешевле обойдётся…

На следующий день со всего заводского посёлка на пристань нагнали подростков и баб, мастеровых, свободных от работы. Трудились дружно. Всё, что накопилось за год вручную перетаскивали на коломенки. Таяли на пристани штабеля чугунных чушек, слитков, литых изделий…

К полудню нахлынул огромный вал воды. На реке затрещало. Словно шевельнулось чудовище, приподымает лёд на своём хребте. От берега до берега вдруг раскинулись трещины. Чусовая вздулась, вспенилась, с рёвом разрывая ледяной панцирь. Гром стоял над долиной. Вал воды подхватывал голубые льдины и нёс их вниз. Они напирали одна на другую, скрежетали вскинутые пенистой водой, вставали на дыбы, распадались на глыбы. За два дня река на вспененных волнах пронесла льды, воды очистились. Нагруженные барки стояли в гавани наготове в ожидании второго вала, на котором пойдёт караван.

Теплынь разлилась, как в Петровки. На берегу с утра толпился народ. В серой, однообразной толпе пестрели женские платки, яркие сарафаны. Выползли и приковыляли полюбоватся картиной отправки каравана даже древние деды. Для них — это воспоминание молодости. Один раз в год отправляют караван, один раз в год — праздник!

Прискакал вершник. По пристани прокатилось:

— Чёрноносые бегут под Дюжонком!

— По местам! — раздалась команда.

На коломенках засуетились бурлаки, к потесям — громадным брёвнам-вёслам, свешивающимся с носа и кормы коломенки — встали десятки дюжих молодцов.

Последние приготовления. Священник отслужил молебен, освятил по порядку барки, кропя направо и налево. Набежал вал воды. С большой скоростью неслись по Чусовой ревдинские струги. Носы у них чёрные — выкрашены смолой. Караван большой — более двадцати коломенок несли годовую выработку завода. Барки шли мимо Билимбаевской пристани.

За ревдинским караваном следовал шайтанский…

Караван Билимбаевского завода уходил третьим. Управляющий взмахнул рукой.

Воздух разорвал пушечный выстрел, за рекой отдалось эхо.

— Опустить затвор! — скомандовал плотинный мастер. В вешняках забурлила и хлынула прудовая вода. Набежавший вал достиг Чусовой, вздыбился, отхлынул назад.

Подпёртая вода подняла тяжёлые струги.

— Отдать снасть! — слышен зычный голос лоцмана первой коломенки.

Подобрали пеньковый канат. Освобождённая коломенка с цветными круглыми «репейками» и флажками тихо тронулась. Под пушечный гром, крики «Ура!» и «Счастливого плавания!» коломенка отчалила от пристани. На ней — семьи управляющего, караванного, конторские служащие. Они плывут до деревни Паром ради удовольствия.

Там высаживаются в лодки и гребут к берегу, где их ждут брички. Первая барка, сделав крутой поворот, вышла на стремнину бушующей реки. Грозные, мутные с пеной волны подхватили её и понесли. Одна за другой отчаливали коломенки от пристани.

Управляющий подозвал целовальника:

— Поднеси мужикам по кружке вина, бабам — по половине. Подросткам — по конфетке. Да не более — народ любит дармовщину.

— Господи, поить даром-то накладно будет,— возразил целовальник.

— Не из твоего кармана. Работных людей уважать надо. Хорошо поработали на погрузке — успели. Вези бочку на площадь,— распорядился управляющий.

Целовальник поспешил к своему заведению. «Ох, и хитёр управитель,— отметил про себя кабатчик. — Уважит и накажет. Угостит и вычтет. А денежку-то положит в свой карман. Мне не оплошать бы — не остаться в убытке…».

Последняя коломенка скрылась из вида. Народ стал расходиться. Не спеша уходили погрустневшие молодицы. У каждой нелегко на душе. Они тихо пели:

«С прялкой девица сидит у оконца,
Нитка напряглась, стучит веретенце,
Надо прясть — хоть туго,
да не оборвать.
Надо любить друга, да не забывать.
Парня с болванкой на барке угнали.
плакал он, уж плакал, когда
провожали.
Надо прясть — хоть туго,
да не обрывать.
Надо любить друга, да не забывать…»

На площадь перед заводом привезли двадцативедёрную бочку вина.

— А ну, народ крещёный, подходи, принимай хозяйское угощение! Кому первая чарка, тому и первая палка. Люди окружили бочку плотной стеной. Тут и конторский служащий с книгой — отметку делать будет. Шум, гам наполняли площадь. Мужики давили друг друга, протискивались к бочке. Каждому хотелось быстрее хлебнуть хмельного.

— Эх, соколом, прокатилась! Налей ещё.

— Ишь, как на дармовщину-то тебя раззудило,— смеялся целовальник.

— Иди, не мешай другим. По одной положено. Не допьяна, а с устатку угощают. А хошь добавить, иди в кабак. Еремеевна угостит за пятак. Ха-ха-ха…

На площади — веселынь. Кругом шутки, брань. Раздаются пьяные песни. Гуляет народ.

А в посёлке, в разных концах его слышалась грусная песня «Прялка». У многих молодиц любимые ушли с караваном. Тяжко переживают разлуку билимбаевские девчата и льётся по посёлку печальная мелодия:

«Думает Фёклушка, о милом своём.
Нитка напряглася, жужжит об одном.
Барку с болванкой о камень разбило.
Парня закружило и в воду свалило.
По ночам не спится,
ждёт его Феклуша.
Что ж он не едет, милый мой
Петруша?
Надо прясть — хоть туго,
да не обрывать.
Надо любить друга, да не забывать…»

Весенний сплав по Чусовой — не весёлая прогулка, а жаркая схватка людей с разбушевавшейся стихией. Немало жизней стоил сплав. Он и породил в народе песню о милом, угнанном «с болванкой на барке» и погибшем под чусовским бойцом.

Ю. А. ДУНАЕВ,
краевед
Газета «Уральский трубник», № 43, 1992 г.
Источник — http://prvregion.narod.ru